Паутина долга - Страница 65

— Ладно, мальчики, мне нужны тишина и покой, так что, попрошу всех на выход, — объявила Ронна, милостиво выделяя меня: — Можешь остаться, если хочешь.

И все же, каким бы заманчивым ни казалось предложение воочию увидеть работу дознавателя, качаю головой:

— Простите великодушно, hevary, но я бы предпочел крепкий сон после, если позволите, крепкого напитка.

***

Нет ничего лучше подогретой медовухи и лавки рядом с не успевшей остыть печью: прихлебывать горчащий напиток и нежиться в тепле так приятно… Если, конечно, с противоположной стороны стола на тебя не смотрит похожий на галку молодой маг с круглыми глазами, полными немого укора.

Поймав мой недоуменный взгляд, целитель (носящий имя Таббер, как явствовало из недавнего доклада вышестоящему чиновнику) угрюмо опустил подбородок еще ниже и процедил сквозь зубы:

— Смейся, смейся… Спелись с ищейкой, вывозили в грязи… Смейся!

«Смейся»? Что он имеет в виду? Посчитал гримасу, кривящую мои губы, похожей на улыбку? Какая глупость! Мне сейчас по положению дел больше плач подходит, а не смех. Хотя… Улыбнуться тоже можно. Необыкновенной везучести, благодаря которой убийца бежал, даже не приступив к исполнению заказа. Но прежде, чем веселиться или скорбеть, надо узнать главное. Причину. Иначе умру от любопытства.

— Извини.

Он фыркнул, опуская нос в свою кружку медовухи, нелюбезно, но почти безропотно приготовленной сонным поваром, подобно Ронне не изъявившим радости от несвоевременного пробуждения.

— Над тобой никто и не пытался смеяться.

— Правильно, не пытались. Обсмеяли, и все.

Сомнение — вещь полезная, но нельзя позволить ей превратиться в заблуждение, верно?

— Ну, если быть совсем уж честным, ты сам нарвался. Нечего было спорить с hevary дознавателем.

— Я не спорил! — Вздрогнули от движения головы черные вихры. — Я хотел… Нет, предлагал…

— Так хотел или предлагал? Во второе не поверю: предлагают иным тоном и в иных выражениях. Значит, хотел. Выслужиться?

Галчонок посмотрел на меня исподлобья.

— Это что, грех?

— Ни в коем разе. Просто путь, как мне кажется, выбран не совсем удачный. Может быть, тебе стоит совершенствоваться в целительстве, а не мешаться под ногами у Плеча дознания?

— Не тебе решать!

Соглашаюсь:

— Конечно, не мне. Только ты-то сам знаешь, к какому делу имеешь склонность?

— А зачем это знать?

Хороший вопрос. Действительно, зачем? Много мне помогло мое детское знание предначертанного пути Заклинателя Хаоса? Ни капельки. Хотя именно «капли» урвали ощутимую часть уже прожитой жизни и собираются примерно так же поступить с будущей. Если она будет. Но вряд ли с парнем случится беда, похожая на мою, следовательно, его судьба пока обладает гибкостью, необходимой для совершения поворота. В лучшую сторону.

— Затем. Чтобы зазря не трепыхаться.

— Можно подумать, все так просто!

— Не все. И не просто. Но для потомственного мага последнее дело — поступать на службу в городскую управу.

И тут он не выдержал, выпустив всю боль, накопленную, похоже, не за один день, глухим и надрывным:

— Да ты-то что можешь об ЭТОМ знать?!

Вообще-то, знаю и довольно многое. Почти все. Знаю, что даже среди «своих» на одаренных, не сумевших обзавестись свободным доступом к источникам Силы, смотрят, как на людей ничтожных, беспомощных и бесполезных. О, разумеется, в глаза никто не посмеет высказать упрек магу, вынужденному довольствоваться местом служки в управе! Его будут жалеть, всячески подбадривать, одновременно беззвучно вознося хвалу богам за собственный достаток. Сэйдисс любила приводить в качестве примера неуемной жадности именно таких, «продавшихся» магов. Правда, теперь понимаю: не только и не столько жадность заставляет одаренных, по их мнению, унижаться. Без Потока они попросту не смогут жить, значит, во главе всего находится страх смерти, и это поистине печально. А кроме того, не заслуживает укора.

— Извини еще раз. Я… плохо подумал и сказал не то, что хотел.

— Нет, именно то! Ну давай, продолжай! Назови меня неудачником, неумехой, бесталанным голодранцем! Раз уж начал, не останавливайся, добивай!

Ой-ой-ой. Сам того не желая, сорвал корку с едва запекшейся раны, а в отличие от целителя, приводить все в порядок быстро и безболезненно не умею. Но попробую:

— Ты предложил сразу столько всего… И не выбрать. Придется рассматривать варианты по очереди. На голодранца ты не тянешь: даже тэру платят жалованье, вполне достаточное для сытой жизни. Бесталанный? Неумеха? Опять мимо: дырку в моей груди ты заштопал очень даже умело, не вмешивая в дело лишние ткани. Остается последнее. Неудачник. Прости, но о твоей жизни я не осведомлен, поэтому не вправе делать выводы. Еще предложения поступят?

Галчонок отвернулся и буркнул в сторону:

— Именно, что не осведомлен.

— Так исправь положение! Расскажи. А я послушаю. И если все действительно плохо…

— То что? — Посмотрели на меня со странным смешением надежды и отчаяния круглые глаза.

— Вынесу вердикт и отправлюсь в постель с чувством исполненного долга.

Самым трудным было не улыбаться и не делать слишком напряженное и серьезное лицо, а оставаться доброжелательным и в меру настойчивым, чтобы расположить парня к разговору. К тому же, если честно, мне было немного страшно закрывать глаза сегодняшней ночью. Вдруг убийца вернется? Тогда хотя бы увижу, в каком наряде пожалует смерть.

— Я пошел в управу, потому что у меня не было выбора.

— Это как раз понятно: от хорошей жизни плохую не ищут.

Он помолчал, тяжело вздохнул и признался: