Паутина долга - Страница 47

Присаживаюсь на корточки напротив глашатая и смотрю на нее снизу вверх: говорят, это помогает успокоить собеседника и внушить ему уверенность. В его же силах.

— Я не собираюсь вас обижать, hevary. Ни в коем разе. Что бы вы ни сказали. Но поскольку у нас маловато времени, прошу: собирайте всю вашу смелость в кулачок и начинайте.

И правда, помогло:

— Вы… Я хотела… Я хочу просить вас: не сердитесь на Риш!

Сдвигаю брови:

— С чего бы мне сердиться? Так, прибью в темном углу, если удастся, а сердиться…

Дурацкая попытка пошутить привела к появлению слез, похожих на жемчужинки в уголках глаз, а красавица затряслась, как в лихорадке, и, видимо, стараясь справиться с дрожью, вцепилась своими пальцами в мои:

— Я прошу вас! Умоляю! Именами всех богов и демонов! Простите ее!

Первый миг прикосновения не принес ничего, но на следующем вдохе я почувствовал холод. Не ледяной и не обжигающий, но более подходящий мертвому телу, нежели живому, и с трудом удержался, чтобы не отдернуть руки.

— Успокойтесь! Это была шутка. Всего лишь шутка. Я не сержусь. Наверное, следовало бы, но… Не буду.

— Вы обещаете не причинять Риш зла?

— Если она не причинит зло мне или моим близким. Настоящее зло, имею в виду, а не глупую месть оскорбленного воображения.

Глашатай ничего не поняла в моих словах, но тон голоса оказал свое воздействие: женщина перестала дрожать. Рук, правда, не убрала, заставляя меня мерзнуть.

— Она не будет ничего такого делать. Не будет. Если я попрошу.

— Тогда вам лучше поскорее это сделать, иначе у вашей… возлюбленной со временем могут возникнуть большие неприятности. И не только благодаря мне: сомневаюсь, что с другими людьми Ришиан ведет себя дружелюбнее.

— Моя сестра всегда была такой. И останется до самой смерти, которой совсем недолго ждать.

Любой другой человек на месте пепельноволосой красавицы вложил бы в подобную фразу торжественную печаль или искреннюю скорбь — смотря по обстоятельствам, но ее голос не был окрашен ни одним оттенком перечисленных чувств. Так ученик вслух читает опостылевшую хронику: знает до последней буковки и даже не в силах уже ненавидеть наизусть заученный текст.

Стойте-ка… Сестра? Разве такое возможно? Или это просто фигура речи? В конце концов, они могут быть сводными и… Бред. У гаккара не может быть сестер и братьев. Собственно, и детей быть не может, потому что…

— Вы росли вместе?

— Мы родились из одного чрева.

Если бы у меня были короткие волосы, они встали бы дыбом, но, слава богам, обошлось: только пошевелились немножко — от капелек пота, мгновенно выступивших на коже.

Женщина заметила мое остолбенение и поспешила продолжить пояснения.

— Тот человек, что принимал роды, тоже удивился, как нам потом рассказывали… Нас не должно было быть двое, это правда. Но так случилось. Говорят, что мы были соединены вместе… вот здесь, — ее правая ладонь, наконец-то, оставив в покое мою руку, легла на талию.

Бедные дети… В чем вы провинились перед миром, если он оказался к вам так жесток?

— Риш всегда была сильной и крепкой, а я слабенькой, поэтому она меня защищает. И всем говорит, что мы любим друг друга. Ей не нравится, когда на меня обращают внимание мужчины.

Любит или нет, от истины никуда не деться: на такую красоту всегда найдется похотливый взгляд. И вряд ли закусившего удила сластолюбца остановит мнимая влюбленность двух женщин. Разве что, напугает одна из них.

— Поэтому вы целовались?

— Целовались? — В темно-синих глазах отразилось недоумение. — Ах, вы говорите о… Нет, мы делаем так каждый день, утром и вечером, потому что если Риш не поделится со мной дыханием, я заболею и умру. Об этом предупреждал тот человек, что приходил к нам, пока мы не выросли.

— Тот человек? У него есть имя?

— Его все называли Заклинателем.

Так я и думал. Куда ж без давних родственничков? Но какая мерзкая картинка вырисовывается…

Гаккар — существо во многом искусственное и, строго говоря, нежизнеспособное, точнее, в первых своих образцах являлось таковым, что, разумеется, не устраивало борцов с магами, собственно, и обратившихся к Заклинателям Хаоса с означенным заказом. Поэтому было решено проводить изменения не на уже сформировавшемся взрослом человеке, а на зародыше, находящемся еще в материнской утробе. Стоит сказать, что для женщин, вынашивающих гаккаров, никакой опасности не было. Кроме душевного потрясения и возможного сумасшествия после того, как ребенок появлялся на свет, потому что рождаются убийцы магов страшненькими. То бишь, в своей боевой форме — покрытые чешуей, поджарые, с подернутыми третьим веком глазами и вдавленным носом (он кажется таковым, потому что хрящ нарастает только со временем). Ах да, забыл добавить: со ртом, полным ядовитой влаги. Ядовитой, кстати, для всех без исключения. Это магов она убивает, а простых смертных парализует на некоторое время и может оставить ожоги, причем не на поверхности кожи, а под ней. Неприятный, в общем, ребеночек появляется на свет.

Как человеческое дитя становится чудовищем? Без особенных затруднений для Заклинателя. Все, что требуется, это задать растущей жизни нужное направление, изменив местоположение зерна Хаоса в живом, но пока еще податливом теле. Как правило, в ущерб определенным качествам, к примеру, долголетию. А способности к деторождению и зачатию гаккаров не лишают нарочно: часть тех органов, что должны принимать участие в создании жизни, рассыпается прахом, удобряющим почву для произрастания других, не свойственных человеческому телу, но потребных убийце магов. Жестоко? Наверное. Может быть. Но то были жестокие времена, времена войн за мир, в котором можно будет жить, не опасаясь за себя и близких больше необходимого.