Паутина долга - Страница 37

***

Я не лгал и не старался лишний раз поизмываться над сгорающим от нетерпения хозяином игрового дома. К сожалению, ибо — стоило. Нет, мое стремление вернуться домой было вызвано насущной необходимостью поместить печать в исходный контур и тем самым восстановить длину нитей, связывающих душу и тело.

Когда душа отправляется побродить, нити связей не рвутся: иначе подобная «прогулка» была бы первой и последней для смельчака. Нити растягиваются. А растягиваясь, истончаются почти до предела. Разумеется, чтобы все встало на свои места, толщина связей вновь должна стать прежней, и как раз для ее восстановления служит контур, заложенный Сэйдисс в границы мэнора. Строго говоря, мне не рекомендуется надолго покидать Кэллос. Правда, это не значит. что я привязан к моему дому на веки вечные. Вовсе нет. Просто если соберусь куда-то переезжать, придется озаботиться возведением подобного контура по новому месту жительства. А сделано сие исключительно для удобства Заклинательницы: ее личное присутствие, контролирующее печать, не может радовать меня каждый день существования, так что довольствуюсь малым — отражением Сэйдисс в камнях ограды…

Калитка скрипнула, открываясь. Ришиан недоверчиво спросила:

— Мы пришли, да?

Поправляю:

— Я пришел. А ты можешь возвращаться.

Гаккар с сомнением устремил взгляд на протоптанную тропку посреди аллеи, ведущей к дому.

— А ты дойдешь, да?

Я, в свою очередь, обозрел маршрут следования — до ближайшего поворота.

— Почему бы и нет?

— Скорее рухнешь в сугроб и будешь спать в нем… Вечным сном, — придя к такому выводу, Ришиан снова подхватила меня под руку и поволокла внутрь ограды.

Я не вырывался: очень надо. Провожают — и чудно. Тем более, тропка, еще днем казавшаяся мне вполне проходимой, вдруг начала упорно сопротивляться моим шагам…

До дома мы добрели, отмеченные поцелуями снега не только по колено: на повороте мне то ли захотелось прилечь, то ли шагнуть в другую сторону, в результате чего я рухнул, как подкошенный, а гаккару пришлось меня поднимать и отряхивать, заодно залепив мне пару хлестких пощечин — для приведения хоть в какое-нибудь чувство.

Самое нелюбимое мной состояние, кстати. Глаза закрываются, ноги и все остальное тело кажутся сделанными из студня, а сознание ясное, как никогда. И мысли в нем шествуют степенно и важно, яркие, четкие, на удивление последовательные. При этом с виду — размазня размазней. И никаких сил не хватает, чтобы объяснить окружающим: со мной все в полном порядке. Полнейшем. А что слова связываю с трудом, так это язык виноват. Устал и нуждается в отдыхе.

— И что дальше?

Ришиан втащила меня на крыльцо.

— Дальше?

А правда, что дальше? Наверное, нужно войти. Для того чтобы войти, обычно открывают дверь. Дверь имеется. Чем ее открывают? Ключом. Где у меня ключ? Не помню. Брал с собой? Аглис его знает…

Собираюсь поискать над притолокой, но гаккар, по-своему оценив возникшую в разговоре паузу, а именно: уверившись в том, что попасть в дом самостоятельно я не могу, поступил так, как и положено поступать. Постучал дверным молотком.

Честно говоря, не ожидал от кого-то из домашних бодрствования в третьем часу ночи, но дверь открылась почти сразу же после затихания стука. А может, мне так показалось: не считал удары пульса. Открылась и…

— Попрощаемся, да?

Ришиан сгребла меня в охапку и накрыла мои губы своими.

Пробовали целоваться со змеей? Мне вот довелось. Сегодня. Сейчас. Любопытное ощущение, особенно угрожающе щекочущий небо раздвоенный язык: мол, только попробуй дернуться — пожалеешь. А в целом ничего неожиданного: женщина, она и есть женщина. Но с какой радости вдруг?

Ришиан ослабила хватку и отстранилась. Повернула голову, бросая взгляд куда-то в дом. Я во время неожиданной атаки оказался спиной к дверям и не мог видеть, для кого был разыгран странный спектакль, а когда обернулся, дверной проем был уже девственно пуст. Ну и ладно. Мне сейчас необходимо только одно: постель.

— В десять утра, да? — Напомнил гаккар.

— Угу, — подтвердил я, перебираясь через порог.

В десять, так в десять. Все равно, матушка встает ни свет, ни заря: разбудит.

Нить седьмая.

Не спеши вперед
Не закончив старых дел:
Можешь не дойти.

— Тэйлен!

И не будет мне покоя… Никогда.

— Что ты вчера натворил?

Разве я творил? У меня, к примеру, стойкое ощущение, что разрушал. Кстати, откуда оно взялось вместе с горечью во рту?

— Просыпайся немедленно!

Нет, так мы не договаривались. Немедленно… Только при соблюдении вполне определенных условий, поэтому считаю необходимым, не отцепляя друг от друга веки, уточнить:

— Который час?

Матушка любезно сообщает:

— Семь с половиной пробило!

Семь с половиной? Пойдет. Приоткрываю один глаз.

Каула, одетая, причесанная, готовая к выходу в свет (читай, на свидание с лавками Нэйвоса), стоит у кровати, сцепив пальцы рук и прижав их к животу: любимая поза, недвусмысленно намекающая на провинность того, кому предназначена.

— Так рано, а вы уже на ногах?

— Раньше встанешь… — матушка начинает народную поговорку, а я заканчиваю:

— Дальше будешь. Хорошо, вопрос снимается. Но зачем так грозно на меня смотреть? Что случилось?

Каула всплескивает руками:

— И он еще спрашивает! Да кто ж кроме тебя знает?

— Знает о чем?

— Чем ты обидел Ливин?

Обидел? Вот еще новость. По-моему, вчера, после недолгого разговора в кабинете мы больше не виделись. Да, девушка была не в лучшем расположении духа, но всего лишь грустила, а не серьезно обижалась. Наверное. Может быть.