Паутина долга - Страница 7

— Кроме одного. Смерти.

Удивительная осведомленность! Я выпрямился и скрестил руки на груди, принимая позу недовольного нерадивостью школяров учителя:

— Твои личные впечатления меня не интересуют.

— Что так? — Кэр прикрыл один глаз, от чего выражение бледного лица приобрело насмешливый вид.

— Я не шучу. Каким ядом тебя отравили?

— Откуда ты знаешь, что это был именно яд?

— Оттуда! Или отсюда, какая разница?! Хватит играть в прятки! Или скажешь, или…

Искренний интерес:

— Или?

— Ее высочество будет предоставлена самой себе. С сегодняшнего же вечера.

Некрасиво шантажировать больного человека? Весьма некрасиво. Непременно буду себя стыдиться, но несколько позже. Когда этот самый больной человек перестанет придуриваться и начнет отвечать на вопросы.

Я угадал: возможность того, что принцесса останется без присмотра, оказалась достаточной причиной для откровенности.

— Хорошо. Все равно, ничего не изменится… Видел ту девицу, с прической, словно кисель? Хорошенько рассмотрел?

— Не слишком.

— А жаль, потому что до сегодняшнего дня считалось, что их больше нет.

— Кого «их»?

— Гаккаров.

Гаккар… Такое впечатление, что я уже мельком слышал это слово. Но где и когда?

— Кто это такие?

Скорп качнул головой:

— Я и сам мало, что знаю. Но эти существа использовались для борьбы с магами. Очень давно, несколько сотен лет назад. И считалось, что они полностью вымерли.

— Конечно, не собственной смертью?

— Конечно, — он попытался улыбнуться, но гримаса получилась грустная. — Их уничтожили после подписания мирного договора. Собственно, уничтожение было одним из условий мира.

— Понятно. Оставим в покое прошлое и вернемся к настоящему: раз уж сие чудо оказалось рядом с нами, объясни, что именно оно с тобой проделало.

— Я не знаю.

— Как это, не знаешь?!

— Именно, что не знаю, — скорп прижался затылком к спинке кресла. — Все, что могу сказать: она дохнула в меня.

— Дохнула?

— Ну да. А как только ее дыхание достигло меня… Я умер.

— Постой! Умер? Насколько я могу судить, мертвецы не двигаются и не разговаривают, если, конечно, над ними усердно не поработает некромант, но дяденьки с костяным посохом и кровавыми жертвоприношениями ни в кабинете, ни за его пределами не наблюдалось. Это шутка? На мой взгляд, неудачная.

— Нет. Я, в самом деле, умер. Почти. Точнее, любой другой маг на моем месте был бы уже трупом, а мне… Можно сказать, повезло.

Начинаю понимать, куда он клонит: цеховые секреты и все прочее. Не горю желанием их узнавать, но придется.

— В чем заключается везение?

Кэр с минуту смотрел на меня, словно раздумывая, стоит ли доверять непосвященному знания, не подлежащие разглашению, но потом, видимо, окончательно осознал значение собственных слов о смерти (как известно, покойники вправе не хранить тайны, доверенные им при жизни) и пояснил:

— В том, что мое тело способно запасать Силу впрок.

Занятно. До сих пор думал: живому существу подобное осуществить невозможно. Но разве дело только в этом?

— Допустим. И?

Но скорп вместо того, чтобы продолжить рассказ, распахнул глаза:

— Тебя не удивляют мои слова?

Начинается… Да мне плевать, что, как и где ты копишь! Откуда такая любовь к нагнетанию напряженности?

— Это замечательно. Это чудесно. Это восхитительно, наконец. Но, аглис меня задери, я все еще ничего не понимаю! И не пойму, пока ты не перестанешь ходить вокруг да около!

— О, прости… Все время забываю, что ты не маг.

— Вспомнил еще раз? Хорошо. И что дальше?

— В отличие от полуодаренных маги постоянно поддерживают связь с Потоком, понимаешь? Поддерживают собственным телом, а не иными ухищрениями. Поэтому мы всегда и назывались «одаренными». Получившими в пользование драгоценный дар. Если связь разрывается, маг умирает. Такова плата за могущество.

— Умирает? Но как маги тогда вообще появляются на свет? Или ты хочешь сказать, даже младенцы умеют обращаться с Потоком?

— Конечно, нет. Мы учимся. Трудимся. Совершенствуемся. Но когда достигаем назначенного нам уровня, уже не можем повернуть назад. Это как…

— Сарса?

— Вроде того. Только еще хуже: от дурмана можно избавиться, пусть и путем великих жертв, но тело мага, лишенное доступа к Силе, не способно жить.

Вот как? И скажите мне тогда, почему неодаренные завидуют одаренным? Знали бы они… Стойте! Из всего сказанного следует, что…

— Сейчас ты отрезан от Потока?

Скорп смежил веки:

— Да.

— Но как это стало возможным?

— Я же сказал: не знаю. Помню, старый наставник говорил мне, что единственный способ справиться с гаккаром, убийцей магов, это не подходить к нему близко. Большего он не рассказывал.

— Наверное, потому что сам большего не знал.

— Наверное.

Я потер нижнюю губу костяшками пальцев.

— Значит, этот самый гаккар каким-то образом может разрывать связь мага с Потоком… Что, собственно, и было проделано. Но поскольку в твоем теле было накоплено некоторое количество Силы, ты остался жив. И как долго будешь оставаться?

Кэр улыбнулся:

— Это неважно.

— Это очень важно! Чем больше времени в запасе, тем вероятнее найти способ тебя спасти.

— Такого способа нет. Я уже мертв. Прими это и пообещай…

— Ну уж нет! Никаких обещаний, пока есть хоть малейший шанс!

— Пообещай!

О, он пока еще способен повышать голос? Отрадно, но… Ни к чему хорошему не приведет.

— Что пообещать?

— Не бросай ее.

Новый умоляющий взгляд. Надо признать, в сочетании с мертвенной бледностью лица и испариной, заставившей черные волосы плотно прильнуть к голове, производит впечатление. На юных оруженосцев и седых ветеранов. Но поскольку из возраста первых я давно уже вышел, а до лет последних, в силу сорвавшихся с привязи событий, могу и не добраться, то старания скорпа пропали впустую. Нет такой силы, которая способна заставить меня что-то делать. Нет вовне, разумеется, а вот внутри моей упрямой черепушки… Но Кэру совсем не обязательно знать подробности.