Вздыхаю:
— Кто б объяснил…
— Слушай, — заговорщицки шепчет привратник, — говорят, когда в любви не везет, удача в игре сама в руки идет. Может, тебе сегодня кости кинуть?
— Какие кости-то? И где?
— Да прямо тут: до полуночи в этот игровой дом всех пускают, и босяков, и подвыпивших, так что, пройдешь, как миленький. А там глядишь, в самом деле, повезет. Ну как? Рискнешь обогатиться?
Э, он не только привратник, но еще и зазывала: затаскивает с улицы мало вменяемых людей, чтобы вводить тех в разорение. Нехороший дяденька, нехороший… Впрочем, ему зачтется, а мне пора приступать к делу:
— Говоришь, может повезти?
— Смотри сам: с невестой ты поссорился, значит, с любовью дело плохо. Верная примета!
— Ну, раз так…
— Иди, иди, не сомневайся!
Он помог мне подняться и почти втолкнул в открытую дверь.
— Еще благодарить будешь!
Буду, дяденька, ой как буду. За то, что существуют на свете охочие до чужих бед люди.
Теплую одежку любезно принял на хранение служка, взамен выдавший мне деревянную бляшку с какой-то закорючкой, похожей на букву, но не поддающейся определению: создавалось впечатление, что резчик сам в жизни алфавита никогда не видел, а работал исключительно по чьим-то рассказам и описаниям из третьих рук. К тому же, закорючка была вымазана краской, ржаво-красного цвета, навевающей нехорошие раздумья.
В тенях короткого коридорчика, ведущего к игровому залу, меня поймал heve Майс, взволнованный и озлобленный:
— Сколько можно вас ждать?!
— А куда торопиться? Сейчас только восемь часов пополудни, и времени более чем достаточно.
— Да вы уже на ногах не стоите!
— Я и не собираюсь стоять. Я буду сидеть. На стуле. Когда доберусь до ближайшего… Ладно, пойду пока, осмотрюсь, а вы занимайтесь своим делом. Договорились?
Он проглотил недовольство, а я отодвинул занавеску входа и шагнул в гомонящий зал.
Философы много размышляли и будут еще размышлять над причинами притягательностью игры для людских душ. Я никогда не задавался подобными вопросами, ни до восемнадцати лет, ни после двенадцати: после как раз было уже не до азарта и соревнований. Касаемо же времени «до»…
Пожалуй, в моей жизни игр не существовало. Что есть игра? Действо, призванное развлечь, обогатить, утвердиться в собственной значительности, но не тяжким трудом, а волей случая. Если же вы твердо знаете, что развлечения за чужой счет радости не принесут, получение денег законно и благоугодно лишь за выполненную работу, а вашу высоту над другими должны прежде всего признавать эти самые «другие», надобность играть отпадает. Исчезает полностью. Можно посредством игры, к примеру, бросать жребий, назначая исполнителя незавидного дела, дабы никому не было обидно. Но ставить случайность себе на постоянную службу…
Игра способна принести состояние или лишить оного, это верно. Вот только выигранные деньги — деньги шальные. То бишь, дурные, своевольные и нечистые. Недаром полагается треть от каждого выигрыша нести на алтари к богам, вымаливая прощение и освящение для оставшихся двух третей. Иначе не будет удачи ни в игре, ни в жизни, ни в посмертии… Можно, конечно, заподозрить внушающих сей порядок жрецов в желании поправить дела храмов, но, как ни печально, слишком многое подтверждает: легко пришло — легко ушло. Стало быть, нет смысла держаться за выигранное. Лучше отпустить, и как можно скорее, чтобы груз чужих бед не висел на сердце.
М-да, этот зал будет попроще, и значительно: стены обтянуты холстом, а не шелком, пол скрипучий, стулья кривобокие. Единственное, что заслуживает похвалы, так это столы для игры, но ожидать иного было бы глупо: если в Плече надзора прознают, что управитель игрового дома не поддерживает свое хозяйство в исправном состоянии, хлопот не оберешься. На одну мзду уйдет столько монет, сколько не выручишь от посетителей за год. А кстати, почем здесь угощение?
Не слишком дорого: всего три сима за тилу эля. Вино, конечно, стоит побольше, но вино меня мало интересует. А вот соленые печенюшки интересуют, да еще как! Обзаведшись вазочкой, прислоняюсь к стене, потому что все места за столами заняты, а других стульев в распоряжении не имеется.
Много народу ходит в «Перевал», ничего не скажешь. Или это только сегодня случился наплыв? Наверняка, heve Майс расстарался, приводя в исполнение свой коварный план… Ну ничего: пока постою, а потом посмотрим.
Стук костей, тяжелое дыхание игроков, шаги, гул одобрения удачного броска или напротив, разочарованные вздохи — обычный шум игрового дома. Привычный шум. И совсем нетрудно разложить его на составляющие, чтобы уделять внимание только тому, что важно. Нетрудно для меня, потому что я слушаю не ушами. Точнее, не только ими…
— Господа, господа, прошу на несколько минут оторваться от ваших занятий!
А вот и объявление о начале боевых действий. Heve Майс собственной персоной, высоко поднявший подбородок, но скорее не из чувства собственной важности, а потому, что тугой высокий воротник не позволяет шее находиться в каком-либо еще положении.
— Приближается всеми нами любимый праздник, а к празднику принято дарить подарки. Вы все, собравшиеся здесь, уже одарили меня своим присутствием и часами, проведенными за игрой, негоже и мне оставаться в стороне. И в честь наступающего Зимника я объявляю Большую Игру!
Зал зашептался. Я отправил в рот очередную печенюшку.
— Сегодня я поставлю на кон самое дорогое, что могу вам подарить!
Он извлек из кошеля и поднял высоко над головой уже знакомую мне пластинку опала в рамке черненого серебра. Раздались присвистывания и восторженные вздохи: народ явно не ожидал такой щедрости от хозяина заведения.